Корреспондент URA.RU Андрей Гусельников попал в одну из COVID-клиник Екатеринбурга с пневмонией на фоне коронавируса. В репортаже из «красной зоны» он рассказывает о препаратах, порядках в больнице и о том, что смерть госпитале всегда рядом
Вирус действует избирательно
Где и как заразился коронавирусом, я даже не понял: судя по обстановке вокруг, вариантов было немало. Сначала коронавирус вел себя тихо: редкий сухой кашель и температура — до 38. С первого же дня я и вся семья (заболели также жена и старший ребенок) начали пить триазавирин. У ребенка (13 лет) через 5 дней все симптомы исчезли. Жена переносила болезнь тяжелее, пару дней лежала, не вставая, но через неделю почти полностью пришла в себя.
У меня через пару дней приема триазавирина температура пропала, и я уж понадеялся, что отделаюсь легкой формой. Но вскоре температура вернулась вместе с упадком сил. Ни соплей, ни больного горла, но слабость такая, что под конец недели не мог встать с кровати. Но больше всего напугала появившаяся боль в груди и спине. КТ подтвердило худшие опасения: двусторонняя пневмония.
Правда, поражение небольшое (15 процентов), но сатурация (насыщение кислородом) 93 процента, что ниже нормы. С такими показателями можно было бы лечиться и дома, но врачи предложили госпитализацию, и я не стал отказываться. Подумал: сам себя я точно так хорошо не вылечу.
Чем лечат коронавирусных больных
Под COVID-госпиталь переведены все корпуса ГКБ №14 (хирургический, терапия, гинекология — кроме роддома).
О бывшей специализации отделения напоминают лишь плакаты о том, «есть ли жизнь во время беременности».
На нашем третьем этаже — 13 палат, в основном по четыре человека. Мужские и женские — вперемешку. Под палаты переделаны даже бывшая столовая на этаже (от нее осталась только табличка) и помещение, видимо, бывшей ординаторской. Мест в больнице не хватает: в окошко видно, как к соседнему хирургическому корпусу, где делают КТ, постоянно подъезжают кареты скорой: приемный покой там не пустует почти никогда.
Сперва я понять не мог, почему я кашляю, как собака, а мои соседи, поступившие всего за день-два до меня — нет, хотя повреждение легких у них выше (28, 40 и 50%). Но через полутора суток и я почти перестал кашлять. Потом я наблюдал эту закономерность не раз: все прибывающие в отделение кашляют.
Если в какой-то палате стоит страшенный кашель — это палата, в которую заселили новичков.
Через сутки-двое кашель постепенно уходит. Все дело — в препаратах, которыми нас кормят — это целая пачка антибиотиков, противовирусных и других лекарств.
Тем, кто потяжелее, назначают «кирпичи» — огромные таблетки препарата «Калетра», применяемого для лечения ВИЧ-инфекции, и мощный антибиотик левофлуксацин. У кого состояние полегче (как у меня) — антибиотик азитромицин и гидроксихлорохин (антималярийный препарат в качестве противовирусного). Разумеется, парацетамол. Амброксол против кашля. Ну и омепразол, чтобы желудок переваривал всю эту кучу химии. У многих начинается ожидаемый побочный эффект. «Если будет диарея больше двух дней — попросите, вам дадут лоперамид», — советует врач.
Для разжижения крови — чтобы не образовывалось тромбов — всем колют в живот «Клексан», и это самый болезненный укол. В первые дни тяжелым ставят капельницы с дексаметозоном (противоотечное средство), затем его же — в инъекциях.
Пачка мощных препаратов довольно быстро дает результат.
Если первые два дня я в основном лежал в постели — слабость была такая, что не хотелось не только отвечать на звонки, но и даже читать сообщения, то на третий-четвертый день интерес к жизни возвращается. Температура спадает (благодаря антибиотикам «средняя температура по больнице» — до 37). Народ начинает общаться, смотреть в интернете видео, гулять по коридору.
Все дышат кислородом
Распорядок дня такой: в полшестого утра — осмотр (измеряют температуру, давление и сатурацию), чуть позже — укол в живот и сдача анализов. В 9 утра — завтрак и прием первой пачки лекарств. Пропустить его невозможно. «А десерт-то? Чуть не забыли!» — шутят мужики в палате.
Затем — процедуры (капельницы, уколы). В течение дня обязательно надо полежать на животе с подушкой под грудь (чтобы легкие расправлялись), а также подышать кислородом. В каждую палату проведен трубопровод с кислородом — любой пациент может, сколько хочет, дышать им с помощью специальной маски из «капельницы», которая вставляется в нос и затягивается на голове.
Кислород по вкусу — абсолютно нейтральный: просто свежий ветерок, задувающий в нос.
«Мозги выдувает напрочь!» — говорят мужики, соревнуясь при этом, у кого на очередном осмотре сатурация будет выше. Те, у кого пульсиксометр показывает 98 или 99% сатурации, выбиваются «в лидеры», удостаиваясь шуточек от соседей по палате «ну ты себе надул!» Отстающие обещают догнать.
За процедурами к 13 часам незаметно наступает обед, затем тихий час, когда подремать сам бог велел. Таким образом большую часть не только ночи, но и дня пациенты спят. В пять часов вечера уже ужин. На завтрак и ужин кормят кашами, изыски в виде рагу или гречки с курицей — только на обед.
Но при этом еда приготовлена вкусно — нет вопросов даже к кашам, что и врачи завидуют (им есть пациентскую еду запрещено). «Вас же олигархи горячей едой кормят!» — говорю я. «Кормят-то кормят, вот только доставка у них не всегда свежая!» — жалуются медики.
Гулять не запрещают, поскольку это полезно. Единственное требование к гуляющим: находиться в коридоре в маске, чтобы не было перекрестного заражения. Любители прогулок есть в каждой палате: не менее десятка человек по несколько раз в день дефилируют из одного конца в другой, наматывая при этом не менее 5 км в день.
Смерть все время рядом
Сильно тяжелых пациентов в отделении нет: довольно быстро все стабилизируются. У кого сильно низкая сатурация, переводят в реанимацию. По словам соседей по палате, на моем месте лежал дед, которому стало плохо с сердцем — врачи с медсестрами его откачивали. Накануне вечером бабушка в соседней палате теряла сознание — ей тоже оказывали помощь.
Много пожилых пациентов — с осложнениями: кто на костылях, кто на ходунках, кто-то — с искусственной мочевыводящей системой. При этом пациенты помогают друг другу. В одной из палат лежит пожилая женщина, ходящая с трудом. За ней ухаживал сын, но после того, как его забрали в обсерватор, она осталась одна: в туалет ходила, держась за стеночку. Узнав об этом, женщина из соседней палаты взяла над ней шефство: провожает в туалет, поправляет постель.
Еще одной бабушке накануне вечером стало плохо: она узнала, что в другой больнице скончался ее муж. «Господи, как я теперь? С самой бы инсульт не случился!» Медики откачали ее валерианкой, поставили на ночь укол. Утром бабушка уже более-менее спокойно обсуждала с родственниками, как те будут хоронить ее мужа.
Врачи — душки
Врачи и медсестры очень позитивны: все уколы и осмотры — всегда с шуточками. Если вдруг кому-то нужна помощь — реагируют незамедлительно. Внимательно следят за диабетиками, регулярно проверяют у них сахар.
Грубости или даже резкого слова услышать невозможно: медики максимально предупредительны к пациентам.
Это удивительно, ведь и врачи, и медсестры (они вообще работают сутками), и санитарки, и даже буфетчица, раздающая еду, всю смену находятся в отделении только в защитных костюмах, как космонавты, лишь на несколько часов уходя из отделения, чтобы «размыться» и отдохнуть в чистой зоне.
При этом некоторые медики сами покашливают. Судя по тому, что на следующий день или через день они вновь придут на смену, работать особо некому. Вообще, как минимум в двух палатах на этаже в качестве пациентов — сами врачи, в том числе — из этой же больницы. Но есть и из других: на днях подружился с женщиной-врачом из детской «девятки» (ДГКБ №9). «Принимали ребенка со сложным диагнозом, он не подтвердился, зато — ковид. Я и двое реаниматологов заболели», — рассказала она. Медики-пациенты время от времени помогают своим коллегам оказывать помощь другим больным.
Из-за нехватки мест и постоянного потока пациентов долго в отделении не держат: семь дней интенсивной терапии — и в обсерватор: в AVS-отель или на озеро Глухое. Или домой, но только если есть два отрицательных теста на COVID. Обсерватора все боятся (известно, что там пациентов держат в комнатах, как заключенных, не выпуская даже погулять). Но у обсерватора есть один плюс: гарантированно можно будет сдать мазок, получить результат и закрыть больничный. В районной поликлинике это — почти безнадежное дело.
Автор: Андрей Гусельников
